Этого не произошло.
Маргарет Аттертон узнала ранец Илайджи, когда ее старший сын вернулся домой. Она вложила открытку, с которой все также лучезарно улыбался Иисус, в свою Библию, и какое-то время рассматривала лицо сына божьего, озаренного, без сомнения, божественным светом.
Она встала из-за стола, за которым читала, и аккуратно придвинула стул на место. Дженни со страхом на лице посмотрела на нее, с минуты на минуту ожидая, что Маргарет взорвется воплями и проклятиями. Взрыва не последовало. Маргарет продолжала молчать, её узкие губы были плотно сжаты, а её глаза уже ничем не напоминали глаза прежней религиозной фанатички.
Продолжая хранить молчание, Маргарет подошла к кровати своего младшего сына и ее сухая рука прикоснулась к щеке Роя, продолжающего сжимать в своих сильных руках ранец брата. Глаза Роя продолжали смотреть в одну точку прямо перед собой, его лицо напоминало живое изваяние скорби. От прикосновения руки Маргарет Рой вздрогнул и посмотрел на нее. Маргарет смотрела на него и в её глазах не было ни капельки сумасшествия.
В этих глазах было что-то другое. Именно спокойное выражение этих глаз вывело Роя из состояния оцепенения. Его глаза наполнились слезами, его губы задрожали, как у обиженного ребенка, он всхлипнул и прижался к матери. Маргарет прижала голову сына к своей груди и он затрясся в беззвучном плаче. Негромкий стон вырвался из его груди и он крепко обнял мать. Маргарет плавными ласковыми движениями гладила его по голове, а он, никогда за всю свою сознательную жизнь не проронивший ни слезинки, плакал на ее груди.
Когда рыдания Роя немного затихли, Маргарет взяла руки сына в свои, легонько отстранила его от себя и положила его руки на плечи Дженни. Рой крепко обнял жену, она ответила ему тем же, с благодарностью глядя на свекровь. Маргарет, также молча, провела рукой по волосам Роя, плачущего на плече жены, ласковым жестом прикоснулась к щеке Дженни, как будто благодаря. Дженни легонько пожала сухие пальцы Маргарет и поцеловала их.
Маргарет вошла в «комнату» Тимоти. Мальчик лежал на спине в своей кровати с высокими деревянными перильцами и хныкал, пытаясь дотянуться до погремушки, подвешенной над кроваткой. Маргарет взяла малыша на руки и стала ходить по «детской», прижав к себе внука, бережно укачивая его. Ребенок прижался к ней, согрелся и очень скоро уснул, убаюканный прикосновением любящих рук.
С тех пор Маргарет Аттертон говорила очень мало. Из ее речи исчезли проклятия, она продолжала читать свою Библию, но больше никогда, до самой своей смерти, она не сказала никому ни слова о промысле божьем и могуществе дьявольском. Она ни разу и словом не обмолвилась об Илайдже, но и Дженни, и Рой знали, что она постоянно думает о нем. Иногда Дженни была уверена, что Маргарет молится о спасении своего младшего сына, но никто и никогда не слышал от неё ни одного слова молитвы.
Чтобы не произошло с ней в тот момент, когда она увидела ранец Илайджи в руках Роя и поняла, что Илайджа – мертв, это осталось тайной. Для семьи Аттертонов было бесспорно только одно – она пришла к соглашению с самой собой, молчаливому соглашению между богом и Маргарет Аттертон…
– Теперь нам придется ввести нормирование продовольствия, – сказал Адам Джеку Криди-старшему.
Криди, нахмурившись, кивнул.
– Надо протянуть зиму, – тихо сказал он, потирая лоб.
– Надо проверить всю территорию внешнего периметра. Соберем всё, что можно собрать – грибы, ягоды, даже сосновые шишки, словом, всё, что пригодно в пищу, – сказал Адам.
– Можно еще отправить людей, пусть охотятся на белок, может быть, на каких-то птиц, – нерешительно сказал Криди. – Черт, я согласен даже на то, чтобы ставить ловушки на мышей и крыс!
– Я тоже, Джек, – сказал Майкл. – Но, думаю, слишком отчаиваться не стоит. Я дождался батальон Кима Ли и мы смогли забрать всех «бизонов», которых подстрелили парни из отряда Чеда Ригби.
– А солдаты Дюморье забили несколько оленей по пути домой, хоть какая-то пожива, – как бы извиняясь, сказал Ричард.
– Я думаю, что стоит рискнуть и разрешить добровольцам охотиться вблизи периметра, лишь бы только не заходили далеко в лес, – сказал Майкл.
– Хорошо, – Криди устало поднялся из-за стола, – я распоряжусь. Вчера, кстати, я говорил с нашими аналитиками – мы сможем растянуть запас продовольствия до того момента, когда мы сможем прокормиться с наших огородов и подготовленных земельных участков.
– Значит, мы уверенно сможем дотянуть до следующей осени? – спросил Ричард.
– Да, – уверенно ответил Криди, – сможем. Ведь деваться-то нам некуда.
Майкл устало вздохнул. Джек Криди молча вышел из кабинета Адама.
– Теперь нам точно деваться некуда, Эйд, – сказал Майкл.
– Да. Выхода нет. Объясни задачу своим парням и готовь отряд к выходу. Ричард и младший Криди займутся дирижаблями, а я поговорю с Густафсоном – пусть готовит бомбы.
Адам замолчал. Майкл кивнул и вышел из кабинета.
– Я, конечно, помогу Джеку, если ты так говоришь, Адам, но я вынужден отказаться, – решительно сказал Ричард.
– Хочешь уйти с Майклом?
– Да.
– Я не могу уйти с вами, – после затянувшегося молчания сказал Адам.
– Я знаю, старший. Тебе не надо говорить об очевидных вещах.
– Я просто хочу, чтобы ты это знал, Ричард, – тяжелый взгляд Адама заставил Ричарда опустить глаза.
– Я знаю, – прошептал он, не поднимая глаз.
– Я не могу запретить тебе остаться в Колонии, как не могу и запретить Майклу поступать так, как он считает нужным. Я знаю, что я несу ответственность за людей, доверившихся мне, и я не могу уйти. Это было бы проще всего после всех тех ошибок, что я совершил, но я никогда не искал простых решений.